Черные звезды - Страница 7

Оксана общая любимица и, вероятно поэтому, девушка с характером: заставить ее сделать, что следует и как следует, можно только ласково. “Оксанонько, рыбонько, — обычно подкатывается к ней Сердюк, — приготовь, детка, эту партию образцов”. Впрочем, свое дело она знает хорошо.

Яшка, когда нет Голуба, начинает ее смешить. Смеется она великолепно — звонко, охотно, неудержимо. И прикрывает рот ладошкой.

4. Яков Якин. Ну, Яшка — это Яшка, и писать о нем особенно нечего. Двадцать четыре года, холост. Шатен. Девушки находят его симпатичным. Глаза голубые. Роста среднего. Ну, что еще о нем напишешь? По мне — скорее остроумен, чем глубокомыслен. А впрочем, кто его знает!

Кроме того, есть еще техники-радисты, вакуумщики, электрики. Они обслуживают все большое хозяйство мезонатора. В основном это молодые ребята, недавно закончившие техникумы. Командует ими Сердюк. Я с ними еще мало общался.

Вот и все люди.

Отношение к нам со стороны двух первых номеров данного перечня пока неопределенное. Никаких заданий еще не дают. Ну что ж, ведь мы для них, в сущности, тоже “коты в мешках”.

Сегодня первые полдня читали отчеты, а потом убирали лабораторию к Первому мая. “Ничего, — сказал Сердюк, — и это полезно: будете знать конкретно, где что”. М-да…

5 мая. Вникаем, то есть изучаем отчеты о прежних опытах. В сущности, идея их предельно проста: облучить мезонами все элементы менделеевской таблицы и установить их реакцию на облучение, так же, как химики пробуют на все возможные реакции вновь полученное вещество.

Однако — это не химия. Мезоны — это те самые частицы ядра, которым приписывают внутриядерное взаимодействие. Подобно тому, как атомы взаимодействуют друг с другом с помощью внешних электронов, так и внутриядерные частицы притягиваются друг к другу с помощью предполагаемых мезонных оболочек. Так что мезоны — это ключ к объяснению огромных внутриядерных сил притяжения, самый передовой участок на фронте ядерных исследований.

После облучения мезонами все вещества становятся радиоактивными. Очевидно, Голуб и пытается установить связь этой “послемезонной радиации” с периодическими изменениями свойств элементов. Это интересно. Особенно любопытны опыты с отрицательными мезонами: они легко проникают в положительные ядра и вызывают самые неожиданные эффекты. В нескольких опытах даже получились мезонные атомы — отрицательные мезоны некоторое время (миллионные доли секунды) вращались вокруг ядер, как электроны.

Да, все это интересно, но хотелось бы уже самим заняться опытами. А то читаешь, читаешь…

Сегодня, специально для нас с Якиным, включили мезонатор. Сердюк с безразличным выражением лица небрежно, не глядя касался рычажков и рукояток на пульте: прыгали стрелки приборов, загорались красные и зеленые сигнальные лампочки, лязгали контакторы; на осциллографических экранах электронные лучи вычерчивали сложные кривые. Лабораторный зал наполнился сдержанным гудением.

Оксана задернула все шторы, чтобы в зале был полумрак. Мы стали перед раструбом перископа и увидели то, что происходит там, в главной камере, за толщей двухметровой защитной стены из бетона и свинца. Мы увидели, как к мраморной плите в основании главной камеры потянулся сиреневый прозрачный дрожащий лучик — пучок отрицательных мезонов.

Я представил себе, как это происходит: из двух бетонных труб-ускорителей в главную камеру врываются с космическими скоростями протоны, разбиваясь там на множество осколков — мезонов; эти осколки подхватываются могучими магнитными и электрическими полями и собираются в этот сиреневый дрожащий лучик.

Все части мезонатора мы до этого уже подробно осмотрели и изучили: и ускорители, и огромные, даже на взгляд тяжелые катушки магнитных фильтров на задней стенке мезонатора, и вспомогательную промежуточную камеру слева, через которую в главную камеру двухметровыми щупальцами манипуляторов вносились образцы. Удивительно послушны пальцы-щупальца этих дистанционных манипуляторов. Мы мысленно прошли уже все раструбы, каналы откачки воздуха, даже извилистый путь, по которому луч света, отражаясь от призм перископа, вмонтированных в бетонные стены камеры, доходит до наших глаз. Мы все это понимали, но только теперь смогли прочувствовать мощь и разумность этой машины — “во взаимодействии всех ее частей”, как говорят.

27 мая. Нам не повезло. Программа уже исчерпана, и опыты в основном закончены. Голуб готовит отчет для научно-технического совета института о проделанной работе. И нам решительно нечего делать.

10 июня. Переводим статьи из журналов: я — с английского, Яшка — с немецкого.

18 июня. Кто сказал, что нам не повезло? Покажите мне этого нытика (только не показывайте зеркало), и я убью его!

Но — по порядку. Вчера состоялось расширенное заседание научно-технического совета. Иван Гаврилович отчитывался об опытах с мезонами.

В конференц-зале, на третьем этаже белого корпуса, рядом с нашим “аквариумом”, яблоку негде было упасть.

Собрались почти все инженеры института: и ядерщики, и электрофизики, и химики. В президиуме мы увидели Александра Александровича Тураева. Ох, как он постарел с тех пор, как читал нам общую физику! Волосы и знаменитая бородка клинышком не только поседели, а даже пожелтели, глаза выцвели, стали какие-то мутно-голубые. Что ж, ему уже под восемьдесят!

Голуб стоял за кафедрой, раскинув руки на ее бортах; лысина отсвечивала в свете люстр. Он читал лежавший перед ним конспект, изредка исподлобья посматривал в зал, изредка поворачивался к доске и писал цифры.