Черные звезды - Страница 21

— Слушаюсь! — Офицер подошел к радиоустановке и весело пропел: — Группа, слуша-ай! Отбо-ой!

Мы смотрели на запад: посеревшие к сумеркам тучи быстро таяли, очищая огромный круг синего неба, на котором уже загорались звезды. Горячая взрывная волна, распространяясь к земле, испарила тучи. Вдруг почва под ногами упруго дрогнула.

— Спутник упал в квадрате “сорок-двенадцать”! — доложил тот же наблюдатель. Профессор повернулся к нам:

— Ну, Иван Гаврилович и… э-э.., — Он посмотрел на меня, пытаясь вспомнить мое имя и отчество, но не вспомнил, — и товарищ Самойлов, теперь выполняйте вашу задачу…

Однако пора и спать — первый час ночи. Завтра надо подняться с рассветом. Эк, я расписался сегодня! Впрочем, допишу уж до конца.

На нашу долю пришлось немного: посмотреть на упавший снаряд вблизи и с возможной достоверностью установить: из нейтрида он или нет? Сперва мы пролетели над местом падения на вертолете, но ничего не увидели: в квадрате “40-12” горела земля. Нагревшийся до десятков тысяч градусов от многодневного движения в атмосфере, да к тому же еще и подогретый вспышкой четырех ракет, снаряд грохнулся в тундру, и почва на вечной мерзлоте вместе с мохом и снегом вспыхнула как нефть, не успев растаять. Уже наступила ночь. И в темноте этот гигантский костер огня, дыма и пара освещал равнину на километры во все стороны; даже сквозь шум винтов был слышен треск горящей почвы и взрывы пара.

Потом мы немножко поспорили с Иваном Гавриловичем, но я все-таки убедил его, что идти нужно немедленно, сейчас — ведь снаряд может проплавить почву на десятки метров в глубину, ищи его потом! Словом, мы приземлились, я надел скафандр и направился к “костру”.

Идти было нелегко: в скафандре стало душно, его тяжесть давила, баллончики с кислородом колотили по спине, а перископические очки давали неважный обзор. Словом, конструкцию скафандра, наверное, придется еще дорабатывать.

Сперва навстречу бежали ручьи растаявшего снега. Потом они исчезли, из черной почвы валил пар. Некоторое время я брел, ничего не видя в этом тумане, и внезапно вышел из него прямо в огонь.

Странно: я не боялся, только где-то вертелась неприятная мысль, что скафандр еще не прошел всей программы испытаний… В сущности, жизнь не так часто награждает опасностями работу инженера. Мне просто было интересно. Передо мной лежало озерцо расплавившейся земли: темно-красное у краев, оно накалялось к середине до желто-белого цвета. Там, в середине, лава кипела и лопалась крупными ослепительными пузырями.

Жар пробивался даже сквозь призмы перископической приставки. Я уменьшил диафрагму. Теперь среди раскаленных паров я заметил темное цилиндрическое тело, до половины окунувшееся в лаву, “Значит, неглубоко!” И я шагнул в озерцо. Странное было ощущение: ноги чувствовали, как у самых колен содрогается и бурлит розовая огненная жидкость, но не чувствовали тепла! До снаряда оставалось несколько метров — белая лава кипела вокруг него, черный цилиндр дрожал в ее парах. Было трудно рассмотреть детали: я видел лишь тыльную часть снаряда, напоминавшую дно огромной бутылки, остальное было погружено в лаву.

Скоро призмы помутнели, от жара начала плавиться оптика. Я повернул назад. Да, несомненно, снаряд был из нейтрида…

На следующий день снаряд ушел глубоко в землю; над ним кипело только озерцо лавы.

Второй спутник сбили в тот же день, часа на два позже, над Камчаткой.

10 ноября . Сейчас в центре решается вопрос о заводе нейтрида. Мы втроем: Иван Гаврилович, Сердюк и я — все дни сидим и составляем примерную смету и технологический проект.

Спорим отчаянно.

25 ноября . Итак, решено: завод будут строить в Днепровске, в Новом поселке. Это на окраине. Сейчас там уже воздвигают корпуса для цехов, подводят высоковольтную линию передачи. Большое конструкторское бюро трудится, разрабатывает по нашим наметкам мезонаторы-станки. Эти мезонаторы будут делаться из нейтрида: тонкие листы покрытой нейтридом стали вместо бетонных и свинцовых стен; небольшие компактные установки, размером с токарный станок, в которых внутри, в космическом вакууме, будут действовать электрические поля в сотни миллионов вольт; мощные магнитные вихри; громадные излучения и световые скорости частиц… Великолепные машины!

Меня, очевидно, направят на этот завод. Пока я еще в лаборатории, потому что здесь делается пленка для первых мезонаторов-станков. Но постепенно мне приходится все дальше и дальше отходить от дел семнадцатой лаборатории: езжу в Новый поселок, наблюдаю за строительством, консультирую конструкторов. В лаборатории на меня уже смотрят, как на чужого. Иван Гаврилович поглядывает из-под очков хмуро, неодобрительно. Вчера он не выдержал:

— Напрасно вы это затеяли, Николай Николаевич, — перебираться на завод! Да! Вы уже нашли свое призвание — вы экспериментатор, а не технолог. Стоит ли менять?

— Да, но ведь я не по своей охоте — нужно! Уж если не нам браться за это дело, так кому же?..

Это объяснение для Ивана Гавриловича. А для себя? А для себя вот что: во-первых, конечно, на строительстве я сейчас нужнее; во-вторых, в ближайшее время в семнадцатой лаборатории, кажется, ничего интересного не произойдет; в-третьих, не хватит ли мне работать подручным у Голуба? Нужно попробовать и самому…

30 декабря. С завтрашнего дня я уже не сотрудник семнадцатой, а главный технолог нейтрид-завода. Мезонаторный цех уже готов (темпы наши, советские!) Будем собирать первый мезонатор из нейтрида и для нейтрида.

Снова начинается зима: мокрыми лепешками падает снег, прохожие очень быстро становятся похожими на снежную бабу. Сыро и не очень холодно. Сегодня прощался с лабораторией. Конечно, я буду бывать у них очень часто — без Голуба не обойдешься. Сердюк тоже разбирается в нейтриде и мезонаторах не хуже меня. Но сегодня я ушел от них как сотрудник, как свой парень, как “Колька Самойлов” — для Сердюка, как “дядя, достаньте воробушка” — для Оксаны… Ушел как товарищ по работе.